Геннадий Башунов - Героический режим. Не для героев [СИ]

— И буду знакомиться с тем, с кем захочу. Я уже не ребёнок. Четыреста лет как не ребёнок. Не забудь, именно из-за излишнего беспокойства обо мне ты всё просрал.

— Помню… Ладно, до встречи, Алу.

Шулер зачесал назад волосы и вышел на морозный воздух. Он был слегка расстроен и задумчив. Но уж явно не из-за всякого дерьма. Просто дочь ни разу не оторвала взгляд от монитора за всё время разговора.

Он прошёл пару кварталов и зашёл в какую-то забегаловку, грязноватую и вульгарную. Такие ему нравились куда больше. Ему, но дочь в таких находиться не должна. Купил пиво, немного закуски и уселся напротив бормочущего телевизора.

— … вспышка сумасшествия и самоубийств, начавшаяся в начале декабря, по всей территории бывшего СССР предположительно связана…

Шулер не слушал. Он и так всё знал. Девяносто восемь сумасшедших, сорок два самоубийцы. Скоро таких будут сотни. Из тех, что стали просто оболочкой, а игроки погибли. Больше всего повезло тем, кто покончил с собой сразу там, их прототипы, по крайней мере, до сих пор чувствовали себя людьми, не то, что другие.

Но он не беспокоился из-за всяких мелочей.

— Нет бонуса, — резко сказал Владимир, зачёсывая назад свои чёрные сальные волосы.

— Утонул, — пожал плечами Александр. Он уселся на пристань как ни в чём не бывало и принялся точить топор.

— Он же не рыба, — кашлянув, подал голос Антон.

— Не рыба? — рявкнул Алексей. Он сидел на причале. Его лицо, ранее расслабленное, со взглядом в никуда, перекосилось от злости. — Да вы совсем все здесь охерели?

— Это был крайний случай, — поморщился Павел. — Крайний. Никто не собирался доводить дело до такого. Но подумай, что было бы, если бы он оставил пати и присоединился к другой? Алексей стал… слишком опасен.

— Опасен? — переспросил друид. — Опасен? Да он за всех нас…

Александр резко провёл по лезвию топора точилом и с глухим стуком уткнул рукоять в доски.

— Хочешь присоединиться к нему? — спросил он. — Он кинул нас…

— После того, что вы сделали с Николаем!

— Николай был готов расколоть пати в любой момент, — успокаивающе произнёс глава пати. — Мы не могли этого допустить. И Алексей, скорее всего, был с ним. Где он пропадал вечерами? Скажешь мне? Нет, не скажешь. Он отреагировал на смерть паладина… и другого выбора у нас не осталось. Вспомни, как он убил того паренька. Фактически, ни за что. Думаешь, он пожалел бы кого-то из них? — Павел указал на Владимира и Александра. — Не думаю. И, повторяю, если бы мы дали ему уйти, нам пришёл бы конец с ещё большей вероятностью.

— С чего ты это решил?

— С того. Он не останавливается, это я понял прекрасно. И он стал слишком жесток. Слишком даже для нас. Даже для этого ублюдочного мира. Слишком. Жесток.

— Если ты хочешь присоединиться к нему, валяй, — сказал Владимир. — Мы не против выбросить из пати истеричку. Здесь, мать твою, надо выживать. Так, как придётся. Мы, — он провёл вокруг рукой, — пати. Единое целое. Слабые звенья нужно выдирать безжалостно, иначе всё развалится. Всё. Мы сдохнем. Все. Ты этого хочешь? Если нет, пошли, закончим работу с мобами.

— Работу, — покачал головой Алексей, на его губах играла горькая улыбка. — Так теперь это называется?

— Назови это убийством, — угрюмо сказал Павел. — Назови так, как хочешь. Но теперь это наша работа. Это, а ещё выживать. Убивать и выживать.

— Даже если это член пати?

— Думаешь, мне его не жалко? Но… так надо.

Павел протянул Алексею руку, помогая подняться.

«Работа, — угрюмо подумал друид. — Убивать и выживать. Вы правы, ублюдки. Но…».

Смерть Алексея, первого и единственного друга здесь, он прощать не собирался. Надо подождать, а при удобном случае смыться. Или перебить всех.

Потому что пати, не ставящую жизни своих членов ни во что, не может называться семьёй. И существовать не должна.

Гая, стоящая поодаль, кривила свои тонкие морщинистые губы. Будто бы она что-то знала. Посмотри Алексей в её лицо, он бы увидел предзнаменование. Предзнаменование скорой крови, смерти, мук. Для всех них.

Он был не одинок, желая своей пати смерти. Совсем не одинок.

Часть третья. Игра в смерть

Глава 28

21, 10

Шёл чёртов дождь. Я облизал пресные мокрые губы и повернул голову на бок. Перед глазами — глазом — плыло, обзор сократился на половину, но я рассмотрел водяную гладь.

Никаких потерь памяти или чего-то вроде «кто я, что произошло» и прочей пурги. Я прекрасно помнил, кто я и как угодил в это дерьмо. Почему в дерьмо? А куда ж ещё-то?

Я что, выплыл? Хрен-то там, не должен был с такими-то ранами.

Но я жив, это ясно. Ногу и руку мучала тупая тянущая боль, глаз жгло огнём, в брюхе будто всё перемешали или пропустили через мясорубку, а после запихали обратно и зашили. К тому же, одежды на мне нет, погода — дерьмо, а я валяюсь у какого-то лесного озерка на мокрой траве и пускаю пузырём жидкие сопли.

Хотелось пить. Умираю от жажды под дождём на краю водоёма. Я издал хриплый смешок и снова повернул голову к небу, раскрыв рот. Помогло не очень, но я был слишком слаб, чтобы шевелиться.

Интересно, а в мою пустую глазницу затекает вода? С трудом подняв руку, я прикоснулся к ране. Заложена каким-то листочком. Я отнял его от раны. Подорожник. Захотелось рассмеяться, но я только захрипел от боли и жалости к себе. Интересно, поможет он вырастить мне новый глаз?

Меня на секунду обуяла злость. Не могли закрыть глазницы в маске, как у настоящего чумного доктора? Но уже через пару секунд злоба сменилась усталостью. Хотелось просто…

Полежать. Отдохнуть. Поесть. А после убить несколько ублюдков.

Самое смешное в том, что, если подумать, они были не так уж и не правы. Николай вместе с Владимиром сеяли смуту в пати. Устранив паладина с молчаливого согласия Антона и Михаила, или без оного, руками Владимира и подручных Павел заручался поддержкой этой пары и становился куда сильнее убийцы, которому теперь остаётся либо подчиниться, либо уйти. Скорее первое. Уходить, когда квесты настолько сложны, бессмысленно. А в открытый бой Владимир с подручными вступить не сможет, это самоубийство.

Зачем устранять меня? Я бы поднял бучу и потащил бы за собой Алексея, и Павел знал это. Наверняка. Что я, в общем-то, и сделал, хорошо, что без друида. Так зачем меня тогда жалеть? Вот и все. Я стал просто не нужен.

Наверное, я разрыдался. А может, это был такой смех. Меня опять заинтересовало, смогу ли я плакать правым глазом. Если слёзная железа не повреждена, наверное, смогу.

Рядом раздались звуки, которые обычно издаёт шагающий по траве человек. Они были едва уловимы, но я чётко различал их и знал, что это именно человек. Некрупный, довольно старый, так как идёт, подволакивая ноги и не так уверенно, как, скажем, всегда ходил Павел.